Генеральный директор Корпорации «Пумори» Александр Баландин: «В станкостроении нужна кооперация. Ни одно предприятие не сделает всё до последнего винта»
30 июня 2022
Журнал «Регионы России» № 6 (193) 2022
Из-за введения санкций станкостроение в России столкнулось с рядом проблем: из страны ушли значимые для отрасли мировые предприятия, а на создание отечественных аналогов зарубежной техники и комплектующих потребуются долгие годы. О том, на каком уровне теперь находится отрасль и что нужно сделать, чтобы её возродить — рассказал Генеральный директор Корпорации «Пумори» и руководитель Екатеринбургского отделения Свердловского областного союза промышленников и предпринимателей Александр Баландин.
— Согласно последним прогнозам института «Центр развития» НИУ ВШЭ долгосрочный эффект санкций против России будет выражен в торможении темпов роста российского ВВП. Среди основных рисков эксперты выделили технологическое отставание страны. Как вам кажется, можно ли избежать отставания российских технологий в машиностроительной отрасли, в частности в станкостроении? Какие меры для этого должно предпринять государство?
- Ситуация неоднозначная. «Накрыть» всё каким-то одним ответом просто так не получится. Машиностроение пёстро и многопрофильно. Какие-то её отрасли раньше оснащались более высокотехнологичным оборудованием, поэтому, вероятно, на базисе, который сформировался, они будут и дальше находиться на достаточно высоком и стабильном уровне.
Если говорить конкретно про станкостроение, то нужно понимать историю его развития и падения в нашей стране. Советский Союз входил в пятёрку держав, где эта отрасль была хорошо развита. Но позже курс развития экономики России был направлен больше на нефть и газ, станкостроение сильно пришло в упадок, и в России традиционно производили мало собственной продукции. Тогда начался массовый подход к покупке современных технологий зарубежного станкостроения. Покупали в Японии, Европе и Америке — там отрасль развита лучше всего — самый хай-тек. На пятки хай-теку всегда наступали китайские, тайваньские и индийские станкостроители. До недавнего времени такая ситуация с импортом сохранялась, и не было жёсткого эмбарго, хотя с 2014 года вводились ограничения поставок на предприятия, и появлялись разные варианты развития совместных проектов по созданию станков на территории России — на слуху был, например, Ульяновский DMG MORI.
Вообще, на удивление, Россия потребляет мало станкостроительной продукции. Я беру во внимание металлообрабатывающее оборудование, сложное технологическое и многоосевое оборудование. Вот такой техники в лучшие годы завозилось в Россию в районе пяти тысяч станков. Возьмём в пример Германию — она завозит 15 тысяч станков и примерно столько же производит сама. Эти пять тысяч могли как-то покрывать потребности оборонной промышленности, а гражданская отрасль живёт во многом на советских станках.
Когда речь идёт о техническом отставании или развитии машиностроения, лучший индикатор для понимания — количество станков, которое отрасль потребляет, поскольку это средство производства и орудие труда. И другой индикатор — образовательные силы: сколько вузы готовят студентов, выпускников, сколько рабочих и инженеров. Всё это для России, производящей безумное количество металла, которое нужно перерабатывать, становится показателем. Мы не перерабатывали этот металл. Мы предпочитали покупать готовую продукцию по очень невыгодному для нас соотношению — условно, если мы продаём тонну металла за 300 евро, то потом покупаем из этой тонны продукцию за 30 000 евро. Было бы выгоднее, если бы мы сами обрабатывали. И это уже давно понятно — индустриализация в Советском Союзе нужна была, чтобы уйти от зависимости и использовать свои ресурсы как можно эффективнее. И это относится не только к металлу — мы не преуспели в переработке и газа, и нефти.
Говорить о каком-то скорейшем подъёме станкостроительной отрасли нужно очень аккуратно и осторожно. Если мы за 30 лет после распада СССР не смогли это сделать, хотя деньги, в том числе государственные, тратились на эту цель, то что должно измениться? Будет ли инвестиционная составляющая в плане развития станкостроения, как, например, в сельском хозяйстве? Никто же об этом не говорит. Я не говорю, какие это будут деньги — государственные или частные. Главное, они должны быть значимыми и исчисляться не миллиардами рублей. У нас же как было: если государство истратило один или два миллиарда — уже дают рапорт, что станкостроение возродилось. Это юмор. Такого никогда не случится. Мало-мальски приличный завод по производству станков, по моим оценкам, стоит 100 млн долларов и больше. На территории России, может, и есть пара таких заводов, но это очень мало. Такой завод может производить две-три тысячи станков в год, а мы должны говорить о 20-30 тысячах. Эти цифры нужно понимать, и нужна конкретика.
На развитие потребуется много лет, и мы, возможно, будем реализовывать какие-то эффективные проекты, но уже сегодня есть необходимость возмещать то, что мы утратили, а значит, нужно прорабатывать стратегию, как сделать это. Нужно сначала создать станки, спроектировать, испытать, вывести на рынок, создать предпосылки для их конкурентной цены. Это огромное количество работы, которую на сегодня непонятно, кто сделает.
— Многие зарубежные компании после начала спецоперации заявили о своём уходе с российского рынка. «Пумори» долгие годы тесно сотрудничала с японским производителем станков Okuma, с индийскими производителями. Расскажите, как сейчас выстраивается взаимоотношение между компаниями?
- Мы долго сотрудничали с японским производителем Okuma, но лицензии больше нет.
Сейчас у некоторых остались иллюзии, что ещё можно как-то — серыми путями, параллельным импортом — выстроить работу с иностранными компаниями, но я думаю, что с этими иллюзиями нужно расставаться. Мы видим, что все значимые станкостроительные компании ушли из России. Да, бытует мнение, что это ненадолго — могу сказать, что на Okuma уже накладывали эмбарго, и она уходила на 15 лет. Долго это или нет — судить не нам, но ясно одно: в ближайшие 10-15 лет возврат этих компаний на российские рынки не ожидается, поэтому нам нужно думать, как замещать их продукцию.
В том числе искать других поставщиков. Китай много лет неплохо развивал поставки своих станков в Россию и напрямую здесь продавал, была сеть своих представителей. Я в стратегических планах тоже заложил связи с китайской станкостроительной отраслью, но пока, и уже много лет, Корпорация «Пумори» сотрудничает с индийским станкостроением.
Если брать индийский и китайский станок, то по своим техническим характеристикам, эксплуатационным качествам, дизайну и цене они очень близки. Для меня принципиально одно: мне показалось, что бизнес в Индии более лоялен к России, на мой взгляд, даже лояльнее, чем Китай. Там можно получить лучше преференции, выстроить какие-то долгосрочные отношения. Не знаю, откуда это пошло. Может с Советского Союза, когда СССР помогал Индии, и сейчас, когда идёт накат на Россию, Индия решила лояльно относиться к позиции нашей страны.
Кроме того, мне не хочется второй раз наступать на грабли. Мало ли какие отношения в дальнейшем будут между Китаем и Россией — это неизвестно. Сегодня мы дружим, а завтра нет. У нас есть совместная граница и спорное прошлое. С Индией — нет. И мне нравится, что нам, по крайней мере в Екатеринбурге, очень комфортно общаться с Индией — примерно один часовой пояс. Разница всего полчаса с городом Бангалор, в котором работают два станкостроительных предприятия. У этих предприятий 60-летняя история, они давно начали сотрудничать. И мы будем продвигать их технику — у нас есть одно эксклюзивное предложение, то есть мы единственные в России будем представлять интересы компании, и одно предложение вскоре может стать эксклюзивным.
Я не говорю, что мы с Китаем не хотим работать. Мы будем работать, потому что станкостроительная техника очень многообразна. Её легко сравнивать с автомобилестроением. Автомобилей много разных — и маленькие, и грузовые, и прочие. В станкостроении так же: и по размеру, и по технологическим возможностям, и по назначению всё разное. Я уже не говорю про точности и специфичные моменты. Но сказать, что одно станкостроительное предприятие может выпустить все станки — юмор, так никто не может.
Мы сотрудничали с Okuma, у них очень большая линейка, но тем не менее она не делает всё, что нужно потребителю, поэтому сотрудничать нужно с многими компаниями, с десятками, потому что каждый имеет свою область знаний, свои компетенции, свои разработки и в этом деле развивается.
— Сейчас такие крупные производители станков как Япония, США, Европа, ушли из России. Может ли это стать трамплином для развития нашего станкостроения у тех производителей, которые выпускали схожую продукцию? Страна привыкла покупать за рубежом, а теперь вынуждена искать что-то российское.
- Я думаю, что так и получится. Россия будет занимать эти ниши своими разработками. Что-то уже создано, и даже есть какие-то частные компании, но много видов станкостроения даже на базе существующих предприятий в ближайшее время точно не появится. Всё зависит от того, сколько вкладывать в отрасль. Например, Okuma работает больше 120 лет, индийская компания, о которой я говорю, 60 лет занимается этим не прекращая. Даже если в России сегодня есть предприятие, для неё открылся рынок и есть средства, — оно не сможет оперативно и всеобъемлюще ответить на возникший спрос. Знаете, есть такая поговорка «Девять женщин за один месяц ребёнка родить не смогут». Это тот же самый случай, потому что есть моменты при создании станка, которые потребуют времени. Я не говорю, что это нельзя сделать — это можно сделать, и даже будет делаться, но вопрос в том, сколько времени уйдёт.
Сейчас остро встал вопрос с комплектующими. У нас больше нет лицензии с Okuma, а значит нет возможности привозить запчасти. Му будем русифицировать их станок, то есть все комплектующие изготавливать в России и полностью их собирать. Но всё равно должна быть кооперация — ни одно предприятие не сделает всё до последнего винта, какие-то серийные вещи приходится покупать. Например, систему ЧПУ (числового программного управления). Весь мир берёт её у трёх производителей — Siemens, Fanuc, Heidenhain, но они сказали, что больше не будут продавать. Естественно, нужно создавать нашу систему ЧПУ. И в России даже есть производители, только их мощностей недостаточно, чтобы создавать даже 15-20-30 тысяч систем. Конечно, можно наращивать, но на это уйдёт время и очень большие деньги. К тому же непонятно, как санкции будут развиваться — элементная база тоже находится там, откуда идут запреты.
Чтобы всё это стабильно развивалось внутри страны, и мы всё меньше зависели от иностранного производства, нужно постоянно работать в этой отрасли. Вспомните как в России было сложно с продуктами питания. Сейчас нам тоже отказывают в них, но нет такого кризиса, и мы не страдаем от голода. Почему? Потому что много лет работала государственная программа по поддержке сельского хозяйства. Это непрекращающийся элемент экономического воздействия на отрасль, который позволяет снизить зависимость от других стран. Станкостроению нужно то же самое.
— Если предположить, что государство возьмётся активно стимулировать развитие станкостроения, сколько лет понадобится России, чтобы достичь прогресса в этой отрасли?
- Я вырос в ту пору, когда были пятилетки, а потом вёл свой бизнес с учётом пятилетнего планирования. По-моему мнению, если грамотно сделать дорожную карту и иметь достаточно ресурсов, то пятилетней программы вполне достаточно, чтобы сдвинуться с мёртвой точки и выйти на какой-то элемент прогресса.
— В начале июня глава Росстандарта Антон Шалаев заявил, что российские стандарты в области станкостроения сильно отстали от мировых, что замедляет темпы развития импортозамещения. Разделяете ли вы эту точку зрения? Как, по-вашему, введение новых ГОСТов отразится на развитии станкостроительной промышленности в России?
- Здесь есть какая-то парадоксальность. Дело в том, что стандарт или ГОСТ — это некое требование к тому, что и как должно производиться и, если действовать не по ГОСТу, ты становишься нарушителем.
Есть само производство, и есть требования и существующая мощность для создания чего-то. И нужно понимать, что просто указав на ГОСТ, не получится изменить целый технологический передел. Эти вещи находятся во взаимном противоречии. С одной стороны есть требования, которые должны быть обеспечены в производстве. С другой стороны, есть производство, которое, чтобы выйти на этот уровень, должно сильно трансформироваться, модернизироваться, начиная от стадии разработки.
Если говорить о политической составляющей — это правильное решение: если нет нужного ГОСТа, не получится хорошей продукции. Но если говорить о практической составляющей, это становится опасной темой, потому что можно убить всё, что у нас сегодня есть — будет ли кто-то сейчас соблюдать ГОСТ, и будет ли у нас продукция такая, какую этот ГОСТ заявляет?
Последствия таких заявлений нужно понимать. Есть риск, что у нас закроются предприятия, где на сегодня есть какие-то элементы отступления от очень крутого ГОСТа, например где делают по-старинке и живут ГОСТами советского производства. И нужно понимать, как дозировать. Перепрыгнуть из отсталого состояния в современное без инвестиционного процесса невозможно. Это эволюция, для этого нужны деньги, время, и нужны разработки.